На этой неделе в Курганской и Челябинской областях проверяли интернаты, инспекцию устроили представители аппарата уполномоченного по правам ребенка и сотрудники прокуратуры. О том, что в челябинском детском доме массово насиловали сирот, две недели назад заявили три приемные семьи, которые взяли под опеку семерых мальчиков 10–14 лет. Дети в мельчайших подробностях рассказали истории о насилии, во всех эпизодах фигурируют одни и те же люди - четверо педагогов детдома и двое посторонних мужчин. Арестован 51-летний посетитель, получивший от опеки разрешение брать детей-сирот в так называемом гостевом режиме, при этом воспитатели и дирекция интерната причастность работников к изнасилованиям отрицают, заявляя, что дети все придумали. Одна из выпускниц детского дома в Ивановской области на условиях анонимности рассказала The Insider, как были устроены отношения с воспитателями у нее и других сирот, какие издевательства со стороны воспитателей они пережили и почему дети из интерната не могут пожаловаться на своих мучителей.
Когда я услышала про Челябинск, сразу поняла, что дети не врут. У нас тоже были случаи насилия, и все, кто непосредственно связан с детским домом, всегда как можно сильнее хотят эту тему «замять». У них есть деньги, ресурсы, они еще опираются на то, что жертвы — дети-инвалиды, умственно отсталые, что они все выдумали... Но они не могут такое выдумать. Я жила в интернате, я видела, как наши воспитатели… Интернат находится в Ивановской области, в деревне. Я такого навидалась, и знаю, что дети не врут. Начни с любым другим домашним ребенком разговаривать на эти темы, они таких подробностей — как, чего, куда - не знают.
Я общаюсь с некоторыми одноклассниками, с другими сиротами, кто меня постарше, кто помладше, на тему насилия, предлагаю: давайте дадим ход этим делам, но они не хотят ворошить прошлое, стесняются. У девочки Насти, многодетной, которой я помогаю, воспитатель очень-очень жестокая была, она детей очень сильно била - выбивалкой, скакалкой. Были у нас и другие воспитатели, они просто выставляли нас за дураков. У меня одноклассник есть, его тоже за больного считали, сестра его тоже в специнтернате росла, ее удочерили, — в итоге у нее сейчас два высших образования, хотя ее тоже считали нездоровой. В итоге ей повезло, и она сейчас нормально живет. Колька, брат ее, из тюрьмы вышел, она и ему даже помогла.
То есть это сама интернатная система нас делает такими. Меня тоже за больную считали, у меня мама инвалид по психическому здоровью, мне воспитатели и даже директор говорили, что я вообще никто, и отправляли меня в психушку много раз. Я читала свои характеристики — они были очень плохие. Такой негатив на меня шел, но я не знала, как пожаловаться, куда, потому что без толку было.
Воспитатели на нас давили, потом я пошла в ПТУ, там был учитель, который сирот обманывал, говорил, что нас на 18 тысяч рублей в год одевают, хотя это вранье, я даже сейчас живу самостоятельно и себе не могу позволить в год на эту сумму одеться, так сейчас цены-то намного дороже, чем раньше были, и тем не менее я одета нормально.
С едой нас очень обманывали. Как чуть-чуть нашкодим, мы же дети были, этот воспитатель в ПТУ, говорил — ты бомжичкой будешь. В другом ПТУ учитель мне постоянно докучала, и в итоге в 19 лет я взяла свое личное дело и разорвала, потому что историю ребенка знали все, вплоть до дворовой собаки.
Славка Полунин из нашего класса сейчас сидит в тюрьме, 15 лет ему дали за убийство. А сколько он насилия перенес в интернате?
В итоге я нормально вышла, живу самостоятельно, хотя большая часть одноклассников — нет. Славка Полунин сидит в тюрьме, 15 лет ему дали за убийство. А сколько он насилия перенес в интернате? Я с мальчишками всеми разговаривала — ведь когда ребенка насилуют, он эту всю ситуацию воспринимает, будто так и надо. А потом он вырастает, и у него идет агрессия, и он по отношению к миру выплескивает эту агрессию.
Как Славка, он сидит, у него уже четвертая «ходка», он был изнасилован системой и физически — он мне сам об этом рассказывал. Какой ребенок будет после пережитого в детском доме нормальным? У него уже душа больная. Он вроде и старается жить, но в нем крутится эта чернота, которая с ним происходила в интернате, он вроде старается жить, но она его убивает и выливается в насилие.
К нам пришел работать один молодой воспитатель, он над нами издевался, вот один из способов — брал большую бутылку с лимонадом и выстраивал нас в ряд в одних трусах перед старшеклассниками, в пробку вливал лимонад, и мы пили по очереди. Говорил: пока этот лимонад весь не выпьете, не дай бог, мимо крышки кто прольет, будете тут стоять. Мы, наверное, часа два его пили — наливали сами в эту крышку.
Помню, как в лагере к нам ночью приходили дежурные врачи, это были в основном женщины в белых халатах. Я жила в отдельной комнате с девочкой Леной. Она была младше меня на два года — она была в первом классе. По соседству в другой комнате жили одноклассницы, там их было человек 5-6, в другой комнате тоже первоклашки, а я в третьем классе училась.
Воспитатель завел меня в другую комнату и стал спрашивать: «Что ты вчера ночью видала?» Я говорю: «Так и так, вас видела», — а он меня пнул и швырнул со всей силы. Я упала, заревела, он сказал: «Ты ничего не видала»
И ночью к ним залез один такой, в белом халате. Я ночью встала, слышу — шум и гам, вышла на улицу, наши двери были буквально в одном шаге от комнаты — я ее тихонько открыла узнать, что творится, и вижу: в правой стороне лежит Анька и на меня выходит мужчина в белом халате, наш воспитатель. Позже со слов девчонок я узнала, что он к ним уже не первый раз залезал и лез под одеяло руками. Он меня увидал, на следующий день у нас была зарядка около корпуса, завел меня в другую комнату и стал спрашивать: «Что ты вчера ночью видала?» Я говорю: «Так и так, вас видела», — а он меня пнул и швырнул со всей силы.
Я упала, заревела, он сказал: «Ты ничего не видала». После этого случая я сильно испугалась, пыталась сбежать из лагеря, но он меня контролировал, и я не сбегала. Он после этого еще продолжал работать, я потом забыла про это, знаете, как у детей — с ними казусы случаются, потом они могут быстро все забыть. Они внутри-то держат это, но просто не думают об этом, мы же реально не ощущали, не знали, что происходит преступление. Этот воспитатель, он же в городе находится, мы его часто встречаем, он прямо домогается нас. Он, понимаете, никого по имени не называл, всем прозвища давал, мы больные, идиоты для него.
Их так запугивают, как нас запугивали: «Вы сироты, вы никто, за вас некому заступиться, идите жалуйтесь куда угодно, нам ничего не будет»
Если бы пострадавшие дети до сих пор жили в интернате, они бы ничего не сказали, потому что их так запугивают, как нас запугивали: «Вы сироты, вы никто, за вас некому заступиться, идите вы жалуйтесь куда угодно, нам ничего не будет». И мы много-много преступлений видели со стороны воспитателей, видели, что они не наказаны, после этого мы понимали, что действительно никакой защиты нам не будет. На этого воспитателя-насильника никто в интернате не обращал внимания, но все же там не все были подонки.
У меня был случай, это было в третьем классе, воспитатель Людмила Игоревна в тихий час подошла ко мне, говорит: «Вер, ты знаешь, что у тебя сегодня день рождения?» Удивительно, мне было 11 лет, и я даже не знала, когда у меня день рождения. Она директора упрашивала выдать на праздник продукты, та даже немножко выписала. У нас праздники всегда так проходили — воспитатель ходила к директору, та выписывала муки, песку, но в основном большую часть приносила воспитатель из дома.
Помню, она мне подарила фломастеры и разукрашку. Это был мой первый день рождения. Она нам приносила свое варенье и иногда водила нас домой. Во втором классе к нам пришла другая воспитатель, Наталья Павловна, она сначала очень плохо к нам относилась, мальчишек била, а девчонок не трогала. Ее муж в Чечне служил, я ему рассказала, что его жена детей бьет, он с ней после этого поговорил, и она стала к нам очень хорошо относиться.
Воспитатели все были молодые, и у нас на первом этаже каждые выходные устраивались дискотеки. Помню, как они пришли, видать, выпившие и стали свои понты крутить. Наш интернат в деревне стоял, в глуши, так что они ничего не боялись — прямо в зале танцевали, а всех детей разогнали.
Я подошла к Наталье Павловне и предупредила, что директору про них все расскажу. Потом был отбой, и в темноте Наталья Павловна ко мне подошла, схватила меня и говорит: «Если ты скажешь, я, говорит, тебе сейчас напи*дюляю». Я ей ответила, что все равно скажу, и она меня бросила на кровать и стала пинать ее и повторяла: «Не скажешь, не скажешь». Наверное, час она меня так трясла, и я в итоге сдалась и пообещала ничего про нее не рассказывать. На следующий день она пришла после уроков, подошла ко мне и спросила, буду ли я на нее жаловаться директору. Вынула блок Turbo, Love is… со словами: «Это тебе жвачки». И все, я потом этот случай забыла вообще.
Иногда я думаю, откуда в них эта злость. Представим, что одинокая девушка идет по темному переулку, и за ней идет мужчина. Он вышел из дома, планировал сходить купить, допустим, минеральную воду. И видит идущую в одиночестве беззащитную девушку. И у него срабатывает инстинкт. Одним он подсказывает пройти мимо, а другим — «одна, беззащитная, слабая, дай-ка я ее изобью и изнасилую». Так и в интернатах происходит. Детские дома закрытые. Дети маленькие, беззащитные, их можно запугать, можно им конфету дать.
Насильники так и делают, они тонкие психологи и знают, кого можно тронуть, а кого нельзя
Насильники так и делают, они тонкие психологи и знают, кого можно тронуть, а кого нельзя. Мне, например, перепадало не так сильно, потому что я могла жаловаться директору. Помню, как я сбежала со своим классом в соседний поселок. Мы просто полдня занимались бродяжничеством. А потом я ближе к вечеру пришла, и меня воспитатель вместе с двумя старшеклассницами стала «укладывать». Она меня скакалкой хлестала, а другие держали за руки, за ноги, потом они меня раздели. На следующий день я устроила бойкот, сказала, что учиться не пойду, пока все наказаны не будут. К директору сходила, я у нее там проревелась, потом этих девчонок-старшеклассниц отвезли в психушку, а эту воспитательницу убрали из нашего класса.
То есть все-таки была хоть какая-то, пусть небольшая, но справедливость. Помню, мы вечером всем классом играли в духов, и к нам вбегает одна из старшеклассниц, хватает мою подругу Лидку со всей дури и как швырнет об кровать. Рядом в коридоре воспитатель это все видела, все это слышала и ничего не сделала. Сейчас Лидки нет в живых, она умерла, до 33 лет не дожила.
Помню, к нам пришла молодая воспитательница, неопытная, и Лидка у нее зарплату украла. Меня отвела в комнату и говорит: «Вер, гляди». Я уже знала, как выглядят деньги. Я, говорит, хочу купить себе жвачку, безделушки какие-то. Лидка предложила мне взять половину денег, я и согласилась.
Потом я услышала из разговора, что у воспитателя деньги пропали, я к ней подошла и отдала свою половину. Она набросилась на меня с кулаками и кричит: «Откуда ты эти деньги взяла?» Я страшно испугалась, это, говорю, Лида взяла и со мной поделилась. Что Лиде за это было... Воспитательница побежала на улицу, Лидку притащила за шкирку, привела в свой класс, младший, и указкой со всей силы по пальцам била. Лидка страшно орала. Я у двери в коридоре стояла, потом Лида вышла с заплаканными глазами, руки держала в кулачках. Я смотрела на все это и искала ответ, почему воспитатели такие жестокие и так нас ненавидят. Я, конечно, никогда в детский дом не пойду — идти туда работать, значит, поддерживать всю эту систему, весь этот ад. Быть может, воспитатели-то и нормальные приходили, а потом они просто в зверей превращались.
Я смотрела немецкий фильм «Эксперимент»: набрали группу из 20 добровольцев, половину сделали узниками, а других, небольшую кучку людей сделали надзирателями. Столько морального уродства вылезло из этих надзирателей! Они настолько вошли во вкус, там было такое месиво, кровь, они командовали узниками, насиловали их… Также происходит и в детских домах. Обычный человек приходит в детский дом, он видит: ага, дети беззащитные, слабые. Кто-то был хорошим человеком, а другие — плохие приходили, и только еще хуже становились.
Я сейчас помогаю одной девочке, Насте, у нее в классе девочку насиловал ночной. Ночной — это воспитатель, который у нас ночью дежурил, следил за детьми. Мы, когда он у нас дежурил, все спали одетые — он мог запросто с фонариком подойти, откинуть одеяло и смотреть на нас.
Другая девочка была для ночного удобным случаем — ее еще до интерната изнасиловали, из неблагополучной семьи забрали, ее там отец насиловал, пятилетнюю, то есть она уже была не девственница
Девчонка та согласилась с ним спать, потому что она уже знала, что другого выхода нет. На самом деле больше насилия обычно происходит с мальчишками, потому что у девчонок следы можно увидеть в гинекологии.
Другая девочка была для ночного удобным случаем — ее еще до интерната изнасиловали, из неблагополучной семьи забрали, ее там отец насиловал, пятилетнюю, то есть она уже была не девственница. Из одного дома преступлений ее в другой перекинули. Я это рассказываю, основываясь на фактах и на поведении этого ночного.
Когда меня били, издевались, я думала, что так и должно быть. А потом, подрастая, в 13-14 лет, в переломный возраст, ребенок начинает понимать, что с ним происходит, он пытается это наружу выкинуть. Если бы те дети, которых «дядя Сережа» изнасиловал, не оказались снаружи, они бы не рассказали, потому что прекрасно знают, что в детском доме защиты нет. Ощутив защиту в приемной семье, ребенок начинает все рассказывать. Когда он оказывается дома, он не верит своим ушам — вроде он думал, что в детском доме его насиловали, и это правильно, в семье же с ним все хорошо — его не бьют, не насилуют, и это тоже правильно.
И только с прошествием времени он начинает понимать, что все-таки то, что происходило в детском доме, не является нормой. Он начинает оглядываться, искать защиту и понимает, что теперь у него мама, папа есть, что они его могут защитить. И дети, которые остались в Челябинском детском доме и которых насиловали, молчат. Они ничего не сказали, потому что они знают, что им никто не поможет. Когда ребенок не молчит, это очень хорошо. Значит, он понял, что эти твари должны быть наказаны, и есть добрые, справедливые люди на свете, вот в чем суть.
16.06.2017 13:05:00
Далеко не всегда родители могут . Даже о том, что ребенок пострадал, они узнают не всегда. Дети часто молчат о таком. Им стыдно, они боятся наказания. Или вообще не понимают, что на самом деле произошло, лишь смутно догадываются, что это что-то неправильное и гадкое.
Год назад под хэштегом #ЯНеБоюсьСказати пользователи соцсетей рассказывали о . Больше всего в этих историях шокировало то, сколько людей подверглись абьюзу, будучи детьми, а рассказать впервые об этом смогли только сейчас. Эта травмирующая тайна годами продолжала грызть их, влиять на их самооценку и отношения.
Инициатор флешмоба #ЯНеБоюсьСказати, писательница и общественный деятель Анастасия Мельниченко проанализировала сотни этих историй, и на их основе написала книгу для подростков и родителей.
В книге она с помощью психолога выясняет, что делает ребенка уязвимым для насильника, почему он предпочитает молчать, а не обратиться за защитой и помощью. И что могут сделать родители, чтобы изменить это и максимально оградить ребенка от опасности.
Анастасия Мельниченко
глава ГО "Студена"
автор книги "#ЯНеБоюсьСказати"
Главное, что заставляет ребенка молчать о том, что в его жизни произошло сексуальное насилие — это табуирование самой темы секса и сексуальности.
Не важно, почему родители отказываются обсуждать это. Считают ли они сексуальные отношения «грязной» темой, или просто смущаются и не находят слов — результат один: ребенок закрывается и боится разговаривать с родителями на эту тему.
Когда у ребенка нет достоверной информации о том, где здоровые отношения, где нездоровые, он дезориентирован и беззащитен.
Он не может сопротивляться, не знает, можно ли сопротивляться, имеет ли он на это право.
Он не всегда даже может понять, что то, что с ним делают — это сексуальное насилие.
Одна из участниц #Янебоюсьсказати рассказала, что ее регулярно домогался отец. Но она не говорила об этом с мамой, потому что считала, что так делают все родители, что это часть общения отца с ребенком. Отец преподнес ей это, как нормальную ситуацию, и больше с девочкой об этом никто не говорил. Это все длилось до 14-15 лет, когда она выросла и поняла, что происходило на самом деле.
Сексуальное насилие над ребенком может продолжаться годами. Так бывает, когда насильник — кто-то из близкого круга, человек, «о котором никогда бы не подумал». Но большинство детей молчат об этом, даже понимая, что происходит. Почему?
Возможно, тема секса в семье по умолчанию считается стыдной. Ребенок, подвергшийся насилию, считает себя виноватым, испорченным, он не признается, потому что боится наказания.
А возможно, он и попытался поговорить, но получил неадекватную реакцию: крики, оскорбления. Либо родители просто ушли от разговора.
Желание родителей избежать темы секса в разговоре с ребенком иногда перерастает в позицию страуса: голову в песок, «этого нет и быть не может».
Тогда, даже если ребенок расскажет, что с ним произошло, ему просто не поверят.
Девушка написала, как перед поступлением в ВУЗ пришла на консультацию к какому-то важному профессору. Тот начал щупать ее, трогать грудь и назначил дополнительную консультацию в субботу вечером. Девушка испугалась, рассказала маме. Но мама заявила, что все это выдумки.
Подобных историй с участием учителей так много, и все они так однотипны, что я даже не включала их в книгу.
Недавно на образовательной конференции в Харькове я рассказывала о насилии по отношению к подросткам. И одна из присутствовавших учителей отреагировала просто удивительно: «Ну так они же все врут, что их насилуют!».
То есть человек, педагог, изначально так настроен, что все рассказы про сексуальные домогательства или изнасилования несовершеннолетних — это вранье и детские фантазии. И это, собственно то, что оставляет ребенка один на один с этой ситуацией и не дает ему возможности из нее выйти.
У нас не принято уважать личные границы ребенка. Со взрослыми еще так-сяк, но с детьми не принято церемониться. В результате, дети не чувствуют своих границ, не умеют их защищать, когда внедряется чужой.
Например, мама говорит: «Пусть дядя Валера тебя поцелует». Дядя Валера целует, ребенок говорит, что ему это неприятно, а мама ругается: «Это же твой дядя, он же хороший. Давай ты будешь слушаться!».
Беспрекословно слушаться старшего, не перечить, даже если тебе не нравится, или неприятно — эти установки делают ребенка удобным в обращении, и абсолютно беззащитным перед абьюзером. «Он же старше, его нужно слушаться»
Обесценивание границ начинается на самом бытовом уровне, даже без участия условного дяди Валеры, или любых третьих лиц. Взять хотя бы этот распространенный диалог, который происходит почти в каждой семье: «Иди кушать! - Я не хочу. - Нет, я сказала, иди кушать!». Это и есть игнорирование и подавление желаний ребенка.
Ребенок получает установку: «Твои пожелания и чувства не важны. Главное сделать то, что надо кому-то из взрослых». В конце концов, он перестает понимать, что он хочет на самом деле. В некоторых случаях чтобы наладить контакт с самим собой, чтобы научиться понимать, где его собственные желания, а где навязанные, человеку нужна уже работа с психотерапевтом.
Обесценивание касается не только телесных границ, но и духовных. У нас в обществе часто начинают травить человека только за то, что он придерживается непопулярной точки зрения на что-либо.
В подростковой среде это тоже очень выражено.Например, если в школе заниматься сексом считается признаком крутости, то девочка, которая хочет сохранить свою девственность до брака, почти гарантированно столкнется с насмешками и издевательствами в свой адрес.
Важно объяснить ребенку, что выстраивать и охранять границы — это тяжело, но никто не говорил, что будет легко. Это похоже на то, что у нас сейчас происходит в стране. Идет война, и мы отстаиваем наши границы. Это тоже непросто, но люди это делают, потому что это важно.
Ни один нормальный родитель не хочет поставить ребенка под удар или сдать его в руки насильнику. Но некоторые родительские реакции или стереотипы поведения, принятые в семье, могут стать ступенькой на пути к трагедии. Это мелкие моменты, на которые мы можем даже не обращать внимания. Но они время от времени всплывают в отношениях и становятся частью детского мировоззрения, формируют стыд, страх, блокируют доверительные отношения. Лучше вовремя отследить эти моменты, и избавиться от них.
Отношение к наготе
Ребенок случайно застал родителей голыми. Неловкость в такой ситуации — естественная реакция. Но, если при этом кричать на ребенка, лихорадочно закрываться, обвинять «Как не стыдно, почему не постучал?» — закрепляется реакция, что обнаженное тело — это стыдно.
Или другая ситуация. Ребенок начинает изучать себя, проявляет , а родители бьют его за это по рукам, угрожают, оскорбляют. Это тоже неадекватная реакция, она закладывает ребенку мысли о том, что наши гениталии это что-то плохое, грязное и стыдное.
Насильники очень часто используют это чувство стыда. Они говорят: «Если ты расскажешь родителям, что я с тобой делал, они узнают, какой ты грязный, или грязная, и перестанут тебя любить». Дети верят, и идут на поводу у насильника.
Одна женщина описала ситуацию. Мужчина выманил у ее дочери фото, где девочка была без одежды. И стал угрожать, что разошлет его всем ее одноклассникам, если она не отправит ему больше откровенных снимков. Этим он подцепил ребенка на крючок, для девочки это была трагедия.
Если бы у ребенка не было такого острого стыда по поводу обнаженности, своего тела, он не пошел бы на поводу. Да это неприятно, это обидно, но это не повод быть «на крючке».
Отношение к сексу
Если ребенок видит, что тема секса табуирована, и он не может вольно поговорить на эту тему в своей семье, он будет брать эту информацию из других доступных ему источников. Что ему доступно? Сетевая порнография, разные байки и истории, которые ходят в школе и среди сверстников. Но это не те источники, которые правдиво расскажут о сексе, научат отличать здоровые и нездоровые сексуальные отношения.
Важно чтоб источником информации о сексе для подростка были, все же, родители, и чтобы он мог спокойно поговорить на эту тему. Если вопрос застал врасплох, лучше сказать: «Сейчас я не говорить на эту тему, дай мне время, и я чуть позже отвечу на все твои вопросы». Но не уходить от темы, надеясь, что ребенок забудет, и не маскировать свое смущение за руганью или насмешками.
Для ребенка секс изначально — это что-то нейтральное. Именно наше отношение к сексу придает ему определенный эмоциональный окрас.
Секс интересует ребенка даже не по физиологическим причинам, и не потому, что он «испорчен». Просто это что-то секретное, что у всех взрослых есть, а у ребенка нет.
Если родители показывают ребенку что секс это что-то грязное, противное, о чем даже говорить не стоит, он, конечно, постыдится рассказывать, если с ним случится то, что в его понимании плохо и грязно.
Отношение к насилию и жертве насилия
Темы изнасилования волей-неволей всплывают в обсуждениях и разговорах. Ребенок будет считывать вашу позицию, даже если вы уверены, что он не слышит, или не понимает, о чем речь.
Если вы склонны перекладывать вину на жертву изнасилования «Сама виновата, не надо было…», если вы высказываете оценочные суждения, вроде «Она вечно шляется, где попало», «Так себя ведет, как будто напрашивается на неприятности», будьте уверены: ребенок все это улавливает. Он усваивает: секс - плохо, те, кого изнасиловали, — сами виноваты.
Если вдруг с ним это случится, он будет считать, что он недостаточно хороший. Но ребенок не может сказать родителям, что он не хороший, и он закрывается в себе, остаётся один на один с травмой.
То же касается какого-то подчеркнутого отношения к девственности. Если делать на ней акцент, упоминать, как это важно, ее нельзя потерять, потому что это честь, — это блокирует желание ребенка признаться в случившемся, иначе родители будут считать его или ее испорченной, никому не нужной.
Это тот момент, который я считаю очень важным, его надо очень тщательно отслеживать в своем разговоре.
Как считают психологи, 90% всех детей — жертв изнасилования не смогут рассказать об этом взрослому. Причины такой пугающей статистики связаны со страхами, которые не дают произнести ни слова о личной трагедии. Мысли о последствиях огласки сковывают и, единственный выход, который видит ребенок — это молчание. Что для ребенка страшнее самого насилия? Почему изнасилование детей очень часто остается страшным секретом?
Мне не поверят
«Мое мнение ничего не значит»
Все мы помним истории из нашумевших ток-шоу, вроде тех о Диане Шурыгиной, которые вызвали шквал недоверия к жертвам сексуального принуждения. Героиня программы хоть и сделала себе имя и удачно вышла замуж, в то же время обрела дурную репутацию, стала объектом насмешек и всеобщего негатива. Это заставило множество пострадавших от домогательств задуматься, а стоит ли рассказывать, ведь мне могут просто не поверить. Зачастую у маленьких детей в голове установка, что мнение старшего гораздо ценнее, чем ребенка. И кому поверят в такой ситуации — конечно взрослому.
Взрослых надо слушать
«Я не имею права отказаться»
Одна из технологий, которой пользуются педофилы — превосходство и влиятельность взрослого. Когда ребенка с ранних лет «дрессируют» слушать старшего, уважать его волю, то желания взрослого он ставит выше своих. «Старших нужно уважать», «Не лезь во взрослые разговоры», «Нос не дорос спорить со старшими» — фразы, которые показывают превосходство взрослого, его авторитетность, тем самым принижая значимость мнения ребенка. Такие выражения подавляют способность ребенка трезво оценивать, что хорошо, а что — нет, полностью доверяя решение старшему. В момент угрозы он может просто не суметь сказать «нет».
Это навредит моей семье
«Вдруг с моими близкими что-то случится»
Насильники зачастую запугивают своих жертв: «Ты же не хочешь навредить своей семье», «Тебе не поверят», «Это наш секрет». Ребенок в это верит, ведь он не хочет создать своим маме и папе проблемы. Необходимо донести до малыша, что не каждая тайна должна держаться в секрете, особенно та, которая может сделать кому-то плохо. Родитель или взрослый близкий человек должен знать, чтобы суметь ему помочь.
Мое тело?
«Мне еще рано стесняться»
Чаще эта причина возникает у тех детей, чье личное пространство нарушено с самого детства еще в семье. «Не закрывай дверь в своей комнате», «Да что я там не видела» или типичная ситуация с малышом на пляже «Ой, да кому нужно на тебя смотреть, снимай скорее мокрые плавки» — все это делает его тело объектом общественного обозрения. Звучит утрированно? Возможно. Однако стоит объяснить малышу еще в возрасте 3-5 лет, что границы его тела — незыблемы. Никто, кроме родителей не должен вторгаться в личное пространство ребенка. Даже при осмотре врача должен присутствовать один из родителей. Дети должны это понимать.
Я не хочу в это верить
«Меня обидел родной человек»
Ужасающая статистика гласит, 25% сексуального насилия по отношению к ребенку совершают его же родственники. На незнакомого дядю, который домогался, можно показать пальцем и посадить в тюрьму. А как быть, если это сотворил человек, которого знаешь всю жизнь, который связан на уровне кровного родства? Многие отказываются в это верить, ведь сам разум отвергают одну идею такого исхода. «Может это было случайностью», «Это же больше не повторилось», «Он больше так не сделает» — мысли, которыми утешают себя жертвы сексуального принуждения в семье. Ребенок способен закрыть глаза на многое, лишь бы не верить в то, что близкий и любимый человек способен такое сотворить. Даже внушить себе, что это был страшный сон.
Страх расправы
«Мои родители сойдут с ума»
Я хочу забыть
«Мне не хочется переживать это снова»
Перенести сексуальное насилие однажды и жить дальше — крайне тяжело. Рассказать кому-то, значит пережить каждую отвратительную секунду снова, вспомнить все ужасные прикосновения, прочувствовать на коже тот страх, который тогда сковывал тело, парализующий шок и мысли «неужели это происходит именно со мной?». Одна из частых причин умалчивания — желание забыть и двигаться дальше. Как считают психологи, это не самое правильное решение. Событие остается осадком в душе на всю оставшуюся жизнь. Оно, в некотором смысле, не до конца пережит и требует выхода путем страшного признания в первую очередь себе.
Фото Марк Агнор
Напомним, о страшном преступлении, произошедшем в нашей республике, сайт сообщал еще год назад
Тогда, 19 марта 2014 года, в новобрянскую больницу была доставлена двухмесячная девочка в очень тяжелом состоянии. Из собственных источников сайт стало известно, что ребенок был не только зверски избит, но и, возможно, изнасилован.
Не смогли спасти
Преступление произошло в семье, где маме нет еще и 20 лет, а папе 24 года. У них есть старший ребенок, которому чуть больше года. Младшая девочка родилась в феврале. Вот в отношении нее и произошло преступление – младенец был не только избит, но и, якобы, изнасилован.. – Старшего мальчика изъяли из семьи и передали бабушке. С отцом проводятся следственные мероприятия.
Просочилась эта информация и в социальные сети. «У ребёнка закрытая черепно-мозговая травма, гематомы по всему телу и, скорее всего, девочка была изнасилована, но это предстоит проверить следователям. Я никогда не видел, чтоб медики плакали, но сегодня в глазах коллег были явно слёзы…» - писали пользователи.
В следственных органах тогда подтвердили, что около половых органов младенца обнаружены кровоподтеки. Но проверить, действительно ли в отношении такого крохотного младенца могло произойти подобное, не представлялось возможным – состояние девочки было очень тяжелым.
Врачи сражались за жизнь ребенка, состояние которого все ухудшалось, больше двух месяцев. Но в мае он, несмотря на усилия врачей, .
10 февраля этого года стали известны результаты экспертизы, которые подтвердили информацию об изнасиловании. В отношении молодого человека возбуждено второе уголовное дело.
5 ударов по голове
Как сообщает пресс-служба СУ СКР по РБ, обвиняемый молодой человек проживал в селе Челутай Заиграевского района вместе со своей супругой и двумя малолетними детьми. Утром 18 марта 2014 года он остался в доме наедине с детьми – жена уехала в соседний поселок по делам. Через некоторое время заплакала месячная дочь молодого человека. Обвиняемый пытался ее успокоить, но не смог.
Тогда он начал избивать грудного ребенка - с силой нанес ей не менее 5 ударов руками по голове и 1 удар по животу, в результате чего причинил беспомощной девочке тяжелую черепно-мозговую травму и множество других телесных повреждений. Не удовлетворившись содеянным, злоумышленник снял с себя одежду и совершил насильственные действия сексуального характера в отношении избитой дочери.
Вечером домой вернулась жена. Несмотря на очевидно жестокие побои, мать ребенка обратилась в больницу только следующим утром, когда девочка перестала принимать пищу. Состояние ребенка было настолько тяжелым, что из районной больницы ее санавиацией доставили в Улан-Удэ.
Менял показания
Отца, подозреваемого в преступлении, арестовали на период расследования. В ходе допросов он сначала утверждал, что ребенок получил повреждения при падении с кровати на пол. Однако затем мужчина изменил свои показания и стал говорить, что девочка упала на пол и ударилась, а потом, когда она плакала и не успокаивалась, он дважды ударил ее по голове.
Однако после проведения ряда сложных экспертиз следствием были получены материалы, опровергавшие доводы молодого человека. В итоге под тяжестью собранных доказательств обвиняемый дал признательные показания об обстоятельствах насилия над ребенком, сообщают в СУ СКР по РБ.
Уголовные дела возбуждены по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера в отношении лица, не достигшего 14-летнего возраста) и п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство малолетнего). В настоящее время в ходе проведенного расследования собрана достаточная доказательственная база, в связи с чем уголовное дело вместе с утвержденным обвинительным заключением направлено в суд для рассмотрения по существу.
Отметим, что судебно-психиатрическая экспертиза признала мужчину вменяемым. Ранее семья, в которой произошла эта трагедия, не состояла на учете. Старший ребенок сейчас находится с матерью. Пока неизвестно, будут ли его изымать из семьи.